«Они исчезнут на наших глазах»: Криминолог Сергеев рассказал об исчезновении в России касты воров в законе

В начале 2024 года отдельные Telegram-каналы сообщили о том, что весной или летом на свободу условно-досрочно может выйти вор в законе Захарий Калашов (Шакро Молодой) — лидер преступного мира России, отбывающий почти десятилетний срок по делу о вымогательстве.

Похожая информация в Telegram уже появлялась год назад, тогда в правоохранительных органах Краснодарского края, где вор в законе отбывает наказание, ее опровергли. Однако на этот раз возможность досрочного освобождения Шакро Молодого никто опровергать не стал. О том, как его возвращение повлияет на расстановку сил в преступном мире, почему воры в законе постепенно теряют свою власть над криминальным сообществом и как изменилась обстановка в российских колониях за время проведения специальной военной операции ("СВО") на Украине, «Ленте.ру» рассказал криминолог, доцент Уральского государственного юридического университета Данил Сергеев.

«Лента.ру»: как возможное освобождение Шакро Молодого повлияет на преступный мир России?

Данил Сергеев: Шакро Молодой уже немолод — ему под 70. Да и статуса лидера всего преступного мира у него никогда не было. Его не было даже у знаменитого вора в законе Аслана Усояна (Дед Хасан), куда там Шакро. Тут важно понять: если вора в законе, оказавшегося в колонии, не изолировать, он автоматически получит авторитет среди осужденных.

Причина — в его большом опыте пребывания в местах лишения свободы. Осужденные без такого опыта будут идти к вору за советом — так происходит в любом обществе. И этот опытный сиделец быстро приобретает авторитет, становясь третейским судьей. Причем за решением вопросов часто идут даже к раскоронованным ворам.

И Шакро Молодой — это представитель старой, классической кавказской группировки, эдакой нашей версии знаменитой итальянской коза ностра. Такие воры, как Шакро, существовали с советских времен, но сегодня их время ушло. Они были последователями традиций, но быстро встали на путь коммерции и превратили преступность в бизнес.

Причем Шакро Молодой никогда не был лидером всего преступного мира: его главенство регулярно оспаривалось даже внутри его собственного клана — что говорить про другие группировки. И по выходе Шакро в лучшем случае будет лидером своего клана. Другой вопрос — выйдет ли он: статью 210.1 УК РФ («Занятие высшего положения в преступной иерархии») никто не отменял. Думаю, у ФСИН могут быть основания для сбора материала к обвинению Шакро по этой статье.

Насколько воровские традиции сегодня сильны в российских колониях?

Конечно, эти традиции сохраняются, но они уже не так сильны, как прежде, и постепенно отмирают на протяжении многих лет. Дело в том, что в последние годы большое количество российских заключенных стали составлять осужденные за наркопреступления — по моим подсчетам, это до четверти всего контингента.

Читайте ещё:«Корейко» из Санкт-Петербурга

И прежние воровские традиции, с их понятиями и правилами, стали просто растворяться в этой массе людей. Ведь люди, осужденные за наркопреступления, — это, как правило, обычные граждане, которые раньше не были связаны с воровскими сообществами или организованными преступными группировками (ОПГ).

Таким осужденным обычно 20-35 лет, зачастую у них есть среднее или высшее образование, нередко у них хорошие семьи.

Осужденные по ней хотят как можно быстрее отбыть свой срок и выйти на свободу — желательно по УДО, а потому им совсем не интересны правила жизни блатных с их отрицанием правил внутреннего распорядка, конфликтами с администрацией и выговорами в личных делах. Ради чего?

В итоге воровские традиции постепенно растворяются, поскольку криминальные авторитеты потеряли основу — людей, которые, попадая в места лишения свободы, старались их держаться. Сегодня таких меньшинство.

«Вор в законе — это уходящий образ»

Как вы считаете, скоро ли мы увидим последнего вора в законе?

В целом все воры в законе делятся на самозванцев и классических воров. Думаю, последние исчезнут на наших глазах — это вопрос 10-15 лет. Просто уйдет поколение этих воров — и больше их не будет. Вообще, уход традиций касты воров в законе — это вполне естественный процесс. В 1990-е был всплеск их активности, поскольку они вышли из-под контроля МВД.

Причина была проста: государство очень сильно ослабло, и на социальных весах воры сравнялись или зачастую перевешивали органы государственной власти. Я хорошо помню, как люди в те годы для разрешения споров предпочитали идти не в суд, а к ворам в законе.

В 2009 году государство впервые внесло в часть 4 статьи 210 УК РФ («Организация преступного сообщества») такое понятие, как «высшее положение в преступной иерархии». Затем недавно появилась новая статья 210.1 УК РФ («Занятие высшего положения в преступной иерархии») — это стало караться серьезными сроками. Это звенья одной цепи противодействия.

Кроме того, в Федеральной службе исполнения наказаний (ФСИН) России были приняты определенные установки по работе с этим контингентом, в том числе в плане ограничения его контактов с остальными осужденными. Теперь каждый вор в законе, который заезжал в исправительное учреждение, изолировался от остальных. Из-за этого он не мог давать свои распоряжения нижестоящим криминальным деятелям.

Вообще, классический вор в законе — это уходящий образ, для которого была важна идея, а не деньги. Но существовать он мог лишь в социалистическом обществе. Сегодня мы живем в другой социально-экономической формации — нашим миром правят деньги.

И воровская идея в этом мире стала вымываться бизнес-идеями тех, кто шел в криминал. Ворам в законе в 1990-е годы стали противодействовать преступники новой формации — ОПГ, «братва»: у них на момент первой судимости не было большого криминального опыта.

Воры в законе не могли противостоять таким «браткам» — ведь нельзя объяснить человеку, который не понимает, как устроена тюрьма, что нужно следовать воровским традициям. В итоге уже в 1990-е годы бандиты не поддерживали формировавшиеся с дореволюционных времен порядки и даже ту самую «феню» — блатной язык.

И эти порядки, и «феня» держались на общем тюремном опыте. Но если у людей нет тюремного опыта, зачем им поддерживать традиции? А еще воров в законе испортили деньги — они размыли их идею, превратив в исчезающий вид. Сегодня в России осталось около 300 человек, называемых ворами в законе, плюс «положенцы» и «смотрящие», но это совсем немного.

В 2021 году Верховный суд запретил в России экстремистское движение «Арестантское уголовное единство» (АУЕ). Это также стало ударом по воровскому миру?

Никакого движения АУЕ нет и не было — произошла подмена понятий. АУЕ — это коммуникативная формула, которую использовали последователи воровских понятий в 1990-х и нулевых. Вы не найдете упоминаний этой аббревиатуры ни в одном справочнике по воровскому жаргону, начиная с XIX века.

Есть точка зрения, что АУЕ — это приветствие: якобы когда заключенный прибывал в «централ» (тюрьму или СИЗО — прим. «Ленты.ру») и его вели по коридору, он делал этот возглас и называл свое имя, чтобы другие осужденные понимали, кто к ним прибыл. Расшифровывали АУЕ по-разному: «Арестантский уклад един» или «Арестантское уркаганское единство».

Однако к тому, чтобы назвать АУЕ движением, а тем более международным движением, криминология как наука относится с большим скепсисом. Причем под описание АУЕ, согласно решению ВС РФ, подпадают воры в законе старой формации и последователи их старых воровских традиций.

Вообще, вся шумиха вокруг АУЕ началась с того, что в Забайкальском крае школьники стали собирать деньги на «общак», якобы для сидельцев на зоне, клеить надписи АУЕ, рисовать воровские звезды и погружаться в эту субкультуру. Это была своего рода игра в криминал, которую иногда поддерживали отсидевшие и не имевшие никакого статуса бывшие зэки.

Возможно, решение о запрете движения АУЕ правильно, но лишь с воспитательной точки зрения. В соцсетях действительно было много пабликов, которые пробуждали у подростков интерес к теме блатного мира. Но я убежден, что АУЕ не было такой массовой проблемой, какой ее сделали журналисты.

«В зеленых зонах больше порядка»

Раньше считалось, что все колонии в России делятся на красные, где власть принадлежит администрации, и черные, находящиеся под негласным контролем криминальных элементов. Сейчас все больше говорят о зеленых зонах — мусульманских. Они в самом деле так распространены?

Я бы сказал, что сейчас все зоны в какой-то степени зеленые: даже в знаменитом Владимирском централе из религиозных соображений уже не закупают свинину для заключенных. Все это началось из-за увеличения числа заключенных-мусульман. Впервые резкий рост их количества произошел в 1990-е и нулевые после военных действий на Кавказе.

В то время много мусульман оказалось в российских колониях из-за экстремистских преступлений. Затем приток осужденных обеспечили выходцы из Центральной Азии, которые регулярно попадались на преступлениях, связанных с наркотрафиком.

Были годы, когда их пытались содержать в определенных учреждениях, где были только они, — в итоге возникали своеобразные тюремные мусульманские анклавы. При этом появление в закрытом тюремном обществе большого количества мусульман неизбежно приводило к противоречиям с правилами внутреннего распорядка исправительного учреждения.

К примеру, правила питания заключенных не предусматривали его соответствия религиозным традициям и праздникам. Это приводило к социальным конфликтам, которые доходили до судов: заключенные-мусульмане требовали не просто предоставить халяльные продукты, а вообще исключить из меню те продукты, которые не соответствовали нормам ислама.

Что любопытно, в Советском Союзе таких проблем не было: заключенные ели то, что им давали. Но во ФСИН России в итоге пошли по пути отказа от свинины — в значительном количестве колоний ее сегодня нет, зато везде есть молельные комнаты.

Согласно этим традициям, среди заключенных есть несколько каст: это «блатные» (от воров до авторитетных преступников при делах), «мужики» (средняя масса работяг, которые слушаются и администрацию, и блатных) и, скажем так, «отверженные». В последнюю категорию попадают за половые преступления, обман о своем статусе и по многим другим причинам.

Старые тюремные традиции не запрещали общаться с «отверженными» — поддерживать с ними неплохие отношения могли даже статусные воры.

Заключенные-мусульмане к таким отверженным относились с сочувствием: их приглашали за общий стол под эгидой того, что все люди — дети Аллаха и никто не смеет унижать их. Постепенно изгои проникались идеями мусульман, получали защиту и, как правило, принимали ислам. На этом фоне случались конфликты между мусульманами и блатными, и первые побеждали.

Где в России есть полностью зеленые зоны?

Скорее всего, такие колонии есть в регионах Северного Кавказа. Что касается остальной России, сами сотрудники называли зелеными ряд колоний на Урале и в Башкирии. При этом, как отмечают надзиратели, в этих зеленых зонах всегда больше порядка.

Зачастую осужденные там — не экстремисты или террористы, у них нет цели дискредитировать исправительные учреждения. Свое наказание они отбывают ровно и смиренно, а конфликты происходят лишь на почве того, что осужденные требуют разрешить им поститься, молиться и не есть свинину. Это в целом беспроблемный контингент.

«Люди не покидают колонии — они остаются там»

Как вы считаете, будет ли меняться ситуация с большим числом осужденных по «народной» статье 228?

Этот вопрос стоит разделить на две части — политическую и криминологическую. С политической точки зрения большинство государств, не только Россия, предпочитают бороться с любыми криминальными явлениями, будь то торговля оружием или наркотиками, путем закручивания гаек в уголовном кодексе.

Логика проста: в теории человек испугается большого срока и не пойдет на преступление. Властям это кажется разумным. Народное мнение также разделяет этот миф, согласно которому человек, зная, что ему грозит большой срок, не решится на преступление.

Если за мелкое правонарушение, вроде перехода дороги на красный свет, гипотетически ввести пожизненное лишение свободы, мы увидим, как несоизмеримость преступления и наказания приведет к резкому снижению числа таких ситуаций. Но тех, кто идет на особо тяжкие преступления — убийства, разбои и изнасилования, — большие сроки не пугают.

Такие злоумышленники верят, что не попадутся. Пару лет назад мы с коллегами провели большое исследование, в рамках которого опросили около 150 пожизненно осужденных, и каждому задавали вопрос: боялись ли вы наказания за свои преступления?

Подавляющее большинство осужденных — 95 процентов — признались, что надеялись избежать наказания либо вообще о нем не думали, поскольку шли на преступление в состоянии аффекта или опьянения — как наркотического, так и алкогольного. Это говорит о том, что мы не добьемся результата в борьбе с наркотиками большими сроками.

Зато такой подход одобрит общество, а это одобрение положительно влияет на рейтинги, нужные законодателям. В итоге средние сроки за наркотики в последние десять лет выросли, как выросла и концентрация осужденных по статье 228 УК РФ на зонах.

У нас эта оборачиваемость сокращается. Люди не покидают колонии, они остаются там вследствие увеличения средней продолжительности сроков. Однако бороться одними сроками с наркопреступлениями нельзя.

Тут необходимы другие методы — в первую очередь профилактика. Кроме того, мы фиксируем, что в последнее время по статье 228 УК РФ растет число осужденных женщин. К примеру, в цыганских этнических преступных группах они часто брали на себя ответственность. Хотя стоит отметить, что этническая цыганская наркопреступность сегодня почти сошла на нет.

Как вы оцениваете отправку осужденных в зону "СВО"?

Точная статистика количества заключенных, которые уехали в зону проведения "СВО", не опубликована — у нас нет этих цифр. Я думаю, счет там идет на тысячи человек. Многие связывают с этим тот факт, что в России стало меньше осужденных, но это ошибочное суждение. Число осужденных в целом планомерно снижается в стране начиная с 2009 года, и резкого скачка в 2022-2023 годах не было.

Что касается практики отправки заключенных на "СВО" в целом, то тут можно вспомнить опыт Великой Отечественной войны, когда тоже призывали осужденных, и среди них появилось около десяти Героев Советского Союза. Важно понимать, что на "СВО" забирают отнюдь не случайных людей.

Их криминальную биографию и поведение тщательно изучают, а маньяков, серийных насильников и других особо опасных преступников в зону боевых действий не отправляют в принципе. Кроме того, у многих из тех заключенных, которые едут на "СВО", есть реальная мотивация сражаться за свою страну, — порой едут те, кому осталось сидеть всего несколько месяцев.

Таких людей немало. Причем немало их было и до 24 февраля 2022 года — осужденные с армейским опытом предлагали искупить свою вину и во время боевых действий в Чечне, и в ходе сирийской кампании. Просто сейчас, во время "СВО", их просьбы могут обрести воплощение.

Как вы считаете, насколько эффективна работа ФСИН России в целом?

Современной России достался ГУЛАГ — но та система, что существует сегодня, совсем иная. Самые одиозные исправительные учреждения со старыми корпусами и парашами уже исчезли, в старых зданиях провели ремонт. В России нет неотремонтированных СИЗО.

Но у службы остается большая проблема — нехватка кадров. Повсеместный недокомплект превышает 10 процентов, а кое-где достигает и 30 процентов. В Германии и Скандинавии подобная служба престижна, но у нас — нет, даже несмотря на то, что во ФСИН повысили зарплаты и создали профильные вузы.

Из-за большого кадрового голода службе нередко приходится брать на работу кого ни попадя. Именно работа с персоналом — это первостепенная задача для ФСИН сегодня.

Игорь Бабин